Каралийчев Ангел - Пшеничная Лепёшка

---

Бабушка тайком разрыла уголья в очаге, вытащила лепёшку и куда-то её
спрятала. Ванчо и Куна обшарили все уголки, заглянули под кровать, в шкаф,
порылись на всякий случай в очаге - лепёшки и след простыл.
- Дай нам лепёшку, бабушка, дай! - взмолился Ванчо.
- Дай, пожалуйста, бабушка! - стала просить его сестрёнка.
- Не егозите, скалка тут как тут! - пригрозила им старушка.
- Бабушка, мы есть хотим! - жалобным голоском заныла Куна.
- А ну-ка раскрой рот, дай взгляну!
- Никому-то ты, бабушка, не веришь! - Куна, словно рыбка, разинула
ротишко.
- Да ты и впрямь голодна, - удивилась бабушка. - Вот тебе и раз! Ничего не
поделаешь подождите ещё маленько - отец скоро из лесу приедет.
- А где же лепёшечка? - Ванчо стал дергать старушку за подол, на его глаза
навернулись слезы.
- Где, спрашиваешь? Убежала на нивушку доглядеть. Неужто не видели? Вон
она, вон - по дороге катится. А за ней Черныш гонится и лает.
Ванчо и Куна прижались носами к запотевшему окошку. За окошком - широкая
белая дорога. Снегу навалило выше человеческого роста. Занесло кусты, занесло
домишки, лес занесло. В поле холодно и страшно. Голодные волчища рыщут по
дороге, посматривая на деревню, над которой вьются дымки, точат зубы и рычат.
Никто не смеет носу туда показать, а лепёшка ишь какая храбрая - выпрыгнула из
очага, отряхнулась от угольков и покатилась. Нивушку вздумалось ей повидать!..
- Бабушка...- обернувшись, задумчиво сказал Ванчо.
- Чего тебе?
- Скажи, это правда?
- Что?
- А то, что ты нам говорила, будто лепёшка на нивушку бегает.
- Правда, внучек. Бабушка никогда не говорит неправду.
- А далеко до нивушки?
- Очень далеко.
- Она во-он там, за лесом! - Куна помахала рукой.
Детишки снова уткнулись носами в окошко. Снег порошит. Заносит дома. Они
покряхтывают под толстым покрывалом, с трудом дыша сквозь отдушины труб. Пара
буйволов еле волочит по дороге сани, перегруженные дровами. Вот сани
переезжают через мост и исчезают за сугробами.
- Бабушка, расскажи нам про лепёшку!
Русые головёнки умильно оборачиваются к старушке.
- Разве я вчера не рассказывала?
- А ты ещё разок расскажи.
- Ну ладно, так уж и быть. Слушайте! - начинает бабушка. - Выпрыгнула
лепёшка из очага, оглянулась, стряхнула уголья и шмыгнула за дверь. Да как
припустит, только пятки засверкали. Черныш - за ней следом до самого моста
гнался, но куда там - она шустрее зайца. Видит Черныш, что не догнать лепёшку,
тявкнул на ветер и вернулся домой.
Покатилась лепёшка по чистому полю, докатилась до опушки. Только в лес
забралась, навстречу ей откуда ни возьмись волчище голодный - трое суток
крошки у него во рту не было.
Вылупил он на нее глазищи, лапой топнул:
- Стой, такая-сякая! Я бы проглотил тебя в один присест, да у меня с
голоду в глазах темно, боюсь - подавлюсь ненароком.
- Ох, братец-волчок, не глотай меня! Подавишься непременно - уж больно я
твердая Подожди меня тут, я скоро вернусь! Мне бабушка велела сбегать на
нивушку, где я родилась - тогда, мол, стану и мягкой и вкусной. А сейчас я ни
на что не гожусь - больно горячая.
Обманула она глупого волка. Поверил он ей. Уселся на дороге и ждёт. Ждёт,
а студёный ветер уши ему так и щиплет.
Покатилась лепёшка дальше. Через горки, по лощинкам, через дремучий лес -
прямо на ниву прикатила. Широкая нива, большая. Посреди нивы -
груша-самосадка, словно русалка в белой рубахе, стоит. А у межи - родничок
замёрзший.
Наклонилась над ним лепёшка, от стужи вся красная

Карр Джон Диксон - Убийства В Плейг-Корте

---

Старинная усадьба Плейг-Корт пользуется дурной славой: здесь во время чумы 1665 года был зарыт палач, призрак которого до сих пор тревожит людей, и здесь же произошли убийства, совершенные столь изощренно, что разгадать их под силу лишь знаменитому сэру Генри Меррмвейлу.
Глава 1
Старик Мерривейл, коварный, лукавый, проницательный, многоречивый, развалившийся всей тушей в кресле в своем кабинете военного министерства, забросив ноги на письменный стол, вновь ворчливо потребовал, чтобы кто-нибудь написал об убийствах в Плейг-Корте - видимо, главным образом, ради собственной славы. Теперь уже он не пользовался особой известностью. Из службы контрразведки возглавляемый им отдел был переименован просто в военную разведку и занимался делами даже менее опасными, чем фотосъемка колонны Нельсона.
Я напомнил: ни у кого из нас нет связей в полиции, а у меня, несколько лет назад вышедшего в отставку, нет даже повода интересоваться материалами дела - в отличие от него. Вдобавок нашему другу Мастерсу, ныне старшему инспектору уголовного розыска столичной полиции, это может не понравиться.

Однако мне было решительно и хладнокровно предложено выбирать - либо я напишу, либо кто-то другой. Кто - не помню, знаю только, что не сэр Генри Мерривейл.
Сам я впервые ввязался в эту историю дождливым вечером 6 сентября 1930 года, когда в курительную комнату клуба "Крестики-нолики" вошел Дин Холлидей и рассказал мне ошеломляющую историю. Подчеркну один факт.

То ли после череды смертей, выкосившей всю семью, включая его брата Джеймса, то ли потому, что Дин, живя в Канаде, время от времени крепко пил, нервы у него всегда были в полном порядке. Он появлялся в клубе, пружинистый, крепкий, с энергичными движениями, юной и в то же время старческой физиономией, украшенной усами песочного цвета, с рыжеватыми волосами и высоким лбом над полными сарказма глазами. И неизменно чувствовалось, что рядом витает какая-то тень, некий призрак из прошлого. Однажды во время непринужденной беседы кто-то заговорил о новейших научных определениях сумасшествия, и Холлидей вдруг неожиданно внес в разговор личную ноту:
- Разве вы не знаете? Мой брат Джеймс, ну он.., понимаете?
И расхохотался.
Я был знаком с ним какое-то время еще до того, как мы тесно сблизились, постоянно болтая в курительной клуба. Все, что мне было известно о Холлидее, - в беседах мы никогда не затрагивали личной жизни, - я услышал от своей сестры, оказавшейся близкой знакомой его тетки, леди Беннинг.
Он был младшим сыном импортера чая, который настолько разбогател, что отказался от титула, заявив, что его фирма слишком стара для подобного рода вещей. Отец Дина носил бакенбарды, имел красный нос, с компаньонами был довольно крут, а к своим сыновьям снисходителен. Истинной главой семейства оставалась его сестра, леди Беннинг.
В жизни Дина было немало разных этапов. До войны типичный кембриджский студент-середнячок, на фронте он, наряду со многими другими, превратился в замечательного солдата.

Демобилизовался с орденом "За отличную службу" и кучей шрапнели в теле, закутил так, что чертям было тошно. Возникли проблемы: сомнительные нимфы требовали исполнения обещаний, фамильные портреты гневно морщились, поэтому Дин со счастливым британским оптимизмом решил: дурное перестает быть дурным, если совершается где-то в другом месте, а потому собрал вещички и отбыл в Канаду.
Тем временем отец умер, фирму "Холлидей и сын" унаследовал брат Дина - Джеймс, любимчик леди Беннин